— Держишься?

Мышцы ныли и отзывались неохотно, ноги тряслись, но я кивнула. Быстрее умру со стыда, чем смогу при нём сесть на унитаз.

— Подожду за дверью.

Справив свои дела, спустила воду и с тоской посмотрела на душевую кабинку. Голова потная, волосы сосульками, тело липкое. Когда я успела так вспотеть?

— Готова? — мужчина заглянул в приоткрытую дверь, увидев, что я стою, вошёл, внимательно посмотрел на меня. — Хочешь помыться?

Не поднимая глаз, я кивнула.

— Сядь, пока я настрою.

Полковник опустил крышку унитаза, придержал, пока я садилась. Чёрт, чёрт, чёрт! Как же неудобно! Да, ладно. Дело житейское. Исподтишка стала наблюдать за ним. Как он регулировал воду, вытащил из ящика новую красную мочалку в форме рукавички, положил её на полочку в душевой, принёс полотенце и оставил рядом с кабинкой.

— Сама помоешься?

Завесив волосами склонённое лицо, я ещё раз кивнула. Быстрей бы ушёл. Дикая неловкая ситуация сковывала не меньше физической слабости. Иди, иди отсюда!

— Всё, ухожу. Не бойся.

Сидя на полу душевой, я медленно мыла голову, тёрла мочалкой тело, скребла пятки. Полковник не беспокоил, не заглядывал, не смущал, дал мне столько времени, сколько я смогла выдержать сама.

Размякнув до состояния желе, я выбралась из запотевшей кабинки, подобрала полотенце и завернулась в него. Осталось дойти до кровати. Зря боялась, выползая из ванной, что полковник броситься ко мне. Постелив на полу покрывало, он уснул на нём рядом с кроватью. Словно тень, я скользнула под одеяло и выдохнула. Не шелохнулся даже, пока я шла. Пусть спит, мне спокойней.

Стук в дверь разбудил мужчину, он мгновенно сел, осмотрелся по сторонам. Увидел меня в одеяле до подбородка, настороженно наблюдающую за ним.

— Ты всё? Молодец.

Из-за двери донёсся голос.

— Пётр Григорьевич, вас спрашивают.

Легко поднявшись из положения лёжа, полковник потёр лицо и быстро покинул комнату. Я слезла с кровати, чтобы закрыть дверь на защёлку, и замерла, услышав в коридоре женский голос. Игривые интонации, смех, глухое бурчание в ответ. Сердце забарабанило о рёбра. К полковнику пришла кто-то их наших, других тут не водилось.

Одну ягодку беру, на вторую смотрю, третью примечаю.

В последнее время, полковник стал слишком добр, и я засиделась, наслаждаясь бесплатным сыром. Признаться честно, всё-таки размякла от щедрот полковника. Вирус доверия к садисту надо пресекать в зародыше — всё это уже было в моей жизни.

В колонии достаточно женщин, из них найдутся те, которые с удовольствием произведут бартер с начальником, материальные блага на интимные услуги. А почему собственно, я так ядовито сужу своих товарок по несчастью? Себе-то можно сказать правду и не задирать нос перед другими. Я одна из них, такая же, мне нечем гордиться, не за что их презирать. Женский голос в коридоре, чей бы он ни был, всего лишь шанс слабого существа улучшить бытовые условия и… получить удовольствие, если повезёт. Кому-то обязательно повезёт.

Мысли свернули совсем не туда, я словно впала в амнезию, забыв о том, что сказал полковник в яме. Где-то в тёмной подворотне притаился преступник с ножом, который собирался ударить в сердце. Беспощадная правда, которую я спрятала в дырявом кармане, в надежде, что она нечаянно провалиться и исчезнет.

Воспоминания вернули в тот момент, когда я в диком стрессе подписывала документы, которые принёс муж. Я честно пыталась читать, сосредоточиться, вникнуть, но смысл всё время ускользал. Меня интересовал срок — два месяца, его я помню. Для меня это было самое главное в документе, всё остальное — пронеслось мимо. Цены не было. Я спросила, сколько? Муж ответил, что это не должно меня волновать.

Откуда же появилась уверенность, что он заплатил? Если не платил, зачем соврал? Знал про условия в колонии, и не хотел пугать? Или решил выступить благодетелем? Зачем я ищу оправдания этому человеку? Неужели, опять собираюсь струсить и промолчать? Последние два дня нанесли вред моему желанию всё изменить. Всего два дня стало терпимее, и терпила во мне снова подняла голову.

Собственно, так бывало всегда…, память умело избавлялась от пережитого стресса.

Примерно через полчаса я уже входила в свою комнату, держа в руках пакет с вещами. Ультра всё включено закончилось, я вздохнула свободно и горько. В убогой комнате ничего не изменилось, кроме того, что хотелось биться в истерике от гадких воспоминаний, которые она во мне вызывала.

Почти всю ночь я ворочалась с боку на бок, скрипя зубами. В итоге свои зубы я пожалела, перестала яростно сжимать челюсти и двигать ими, словно перемалывала врага. Я вспоминала самые ужасные моменты совместной жизни, словно вбивала их на подкорке сознания, записывала в невидимом дневнике. Надо выполнить то, в чём поклялась. Пойти до конца. Иначе моя жизнь окажется в выгребной яме.

Утром на завтраке я села рядом с Романой. Сегодня дали гречку с тушёнкой, что меня очень порадовало. Наверное, теперь до конца жизни я буду думать о еде.

— Давно тебя не видела, Майя. Болела?

Романе вовсе не хотелось слушать моё занудное «нытьё». Я и сама не любила чужие рассказы о своих болячках. Поэтому ей было достаточно моего молчаливого кивка.

— Я так сразу и поняла. Выглядишь неважно. С такой кормёжкой можно и околеть. Ты с собой еду привезла?

Романа чуть не подавилась кашей, увидев моё ошарашенное лицо.

— Нет? Это зря. Помнишь, какой я тяжёлый рюкзак тащила? С продуктами. Меня все отговаривали сюда ехать, а я решила, что выдержу.

Я посмотрела на профиль Романы. Накачанные губы девушки напоминали клюв водоплавающей кряквы, особенно когда она шевелила ими.

— Хотя, честно сказать, иногда я жалею, что подписала согласие. Особенно в тот день. Гром, молнии над головой, землетрясение. Кошмар! Хуже, чем в преисподней! Я чуть не померла от страха, как потолочная лампа над головой закачалась и кровать ходуном. По лестнице бежим, а её трясёт. Ты разве не испугалась?

Полковник не соврал, муж обманул меня. Я вынырнула из своих мыслей и согласно кивнула головой.

Испугалась

— Подожди, я сейчас, а то весь кипяток расхватают.

Романа вскочила, взяла свой термос и ринулась к титану. Счастливица. У неё кипятка теперь на целый день хватит. Набрав воды, она чинно вернулась на место рядом со мной.

— Без кофе умираю. С собой привезла. И сыр — пармезан. М-м. Волшебно. Люблю кофе с сыром.

Вздохнув, я сглотнула голодную слюну. Гречка с тушёнкой улетела, как будто и не было, оставив в животе чувство голода. Сегодня Романа разговорилась, как никогда. По дороге в колонию, она не хотела со мной общаться, а я трещала тогда без умолку. Сейчас мы поменялись ролями. Романа находилась в приподнятом настроении, ей хотелось говорить.

— У меня пармезан тёртый в небольших упаковках, чтоб не портился. Я знала про бюджетную кормёжку.

А я вот не подумала, и никто не подсказал. Зато сейчас постоянно грежу о еде, помешательство какое-то. Делиться продуктами Романа не станет, наверное, и самой мало.

Романа неожиданно приосанилась.

— О-па, ко мне Кирилл идёт.

Уткнувшись взглядом в стакан с чаем, я решила не отсвечивать при разговоре двух голубков, сделав вид, что бледный чай имеет для меня наивысшую ценность. А кто-то, оказывается, каждый день кофе пьёт. Завидно…, хоть бы маленькую кружечку хлебнуть.

— Бортникова.

Вежливый голос вывел меня из раздумья, я вскинула голову. Надо же, а он, оказывается, может не только команды гавкать. Кирилл водрузил на стол блестящий термос из нержавейки с широким горлышком и удобной ручкой для переноски.

— Пётр Григорьевич велел передать.

Боже! Это мне? Я онемела от счастья. Сегодня в пайке как раз была лапша быстрого приготовления, значит, я смогу её в обед заварить, насыпать в воду специй, насладиться солёно-острым бульоном.

— Какая трогательная забота, — скривившись, прокомментировала Романа, глядя как я с восторгом оглаживаю блестящий бок, — понятно, Майя же после болезни.