Охотник, которому не надо ставить ловушки, выслеживать добычу, догонять её, травить собаками. Жертва сама сдаётся на милость победителя, а он ещё и выбирает, нужна ли ему очередная дичь. Он получает очередную дозу адреналина, и охотничий азарт исчезает.

Женщин тянет к сильным мужчинам. Свидетельства силы они считывают мгновенно, за несколько секунд. Я, наверное, быстрей всех прочих ощутила эту животную магнетическую силу в стальном немигающем взгляде, губах без улыбки, командном голосе, потому что с подобным хищником я жила семь лет.

Рука, машинально потянувшаяся к бутылке минералки, остановилась. Покровительство начальника лагеря, возможно, давало женщинам некоторые преимущества. Им, скорее всего, разрешали посещать местный профилакторий с душем, стиралкой и нормальной едой, за что они платили сексуальной отработкой. А если после начальника могли пользоваться другие? Главное ведь, согласие.

Меня передёрнуло от отвращения. Близкое знакомство со Стасом показало, мы для здешних охотников свежее мясо, не более. В женских романах секс — космические оргазмы и пламя страсти. Верю, так бывает или лучше сказать, так должно быть. Но бывает и по-другому. Единственная мысль, которая грела и утешала, когда я собиралась в лагерь, это освобождение от секса на два месяца. Как сильно, оказывается, я ошибалась.

В колонии вокруг женщин бродили голодные хищники во главе с вожаком — полковником внутренней службы. Бесправных узниц могли поиметь любые мужские особи просто по праву сильнейшего. Но я ненавидела принуждение, его было слишком много в моей недолгой жизни. Ошибка проникла в мою безыскусную женскую программу, и я не знала, как её исправить, да и не хотела уже ничего исправлять.

— У ваших подчинённых проблема с юмором. Шутку они восприняли дословно.

У некоторых правды, что у змеи ног не найти

Полковник сменил «глубокий, пронизывающий» взгляд на непроницаемый, и молча вышел из комнаты. Бросившись к двери, я повернула защёлку. Сердце бухало в груди. Сегодня вроде бы повезло, я избежала расставленной ловушки, но как обойти их все. Мужчины вместе с главарём, который рассекретил свои желания, вышли на охоту. В их крови азарт, адреналин, похоть, в моей душе страх, желание спрятаться и ни одного решения, как это сделать.

День клонился к вечеру, когда в дверь постучали. Инстинктивно вздрогнула. Я всегда вздрагивала, когда муж открывал дверь своим ключом и входил. Код страха, кажется, навечно прописался в моей трусливой душе.

Голос за дверью лениво произнёс:

— Ужин.

На цыпочках бесшумно подкралась к двери. В глазке маячило лицо желтоглазого полуседого волчары.

— Как тебя зовут?

После минутного замешательства он ответил:

— Егор.

— Егор, — постаралась придать голосу вежливую твёрдость, — я сейчас не могу открыть. Пожалуйста, поставьте пакет на пол. Я позже заберу.

За дверью раздалось понятливое хмыканье, шорох, удаляющие шаги по коридору. Грохот сердца долбил в ушах, перекрывал звуки извне. Надо успокоиться, надеть влажные штаны и футболку, обдумать свои действия. За это время охраннику надоест ждать, если он собирался обмануть меня. На цыпочках дошла до ванны, оделась, осторожно вернулась к двери и ещё раз поглядела в глазок.

Никого. Протянула руку к защелке. Еда близко, только толкнуть дверь и протянуть руку. В ушах шумело. А если он там? Приоткрою, а в образовавшуюся щель протиснется черный высокий берц, волчара расплывётся в наглой улыбке, по-хозяйски вломится в комнату. Ударит по лицу? Повалит на пол? Швырнёт на кровать?

Страх как яд просочился в кровь, мешал дышать и думать.

Не стоит паниковать. Ужин можно и пропустить. Повернула защелку, не отрывая руки от неё, прислушалась. Тихо. Мне кажется, я отдала пять лет своей жизни, когда всё-таки приоткрыла дверь. Есть! Схватила пакет, захлопнула дверь, крутанула защёлку.

В пакете нашлись контейнер с небольшим куском омлета, посыпанного укропом, бутылка воды и шоколадка. Шоколад отправился в карман ветровки, омлет был съеден до крошки, вода выпита полностью.

Ночь я спала беспокойно, постоянно просыпаясь, прислушиваясь к звукам в коридоре в ожидании очередного Армагеддона. Ни нормальный матрас, ни приятная сытость в желудке не выключили мои тревожные колокольчики, они подрагивали и шелестели в глубине души, готовые вмиг включить бешеный трезвон. Не высыпаться каждую ночь стало постоянным болезненным состоянием.

Утром ни свет, ни заря я сидела в полной боевой готовности на заправленной кровати, ожидая появления охранника. Волчара прибыл в семь тридцать (круглые часы на стене указали точное время), хмуро оглядел меня и повёл в столовую. Время отпуска закончилось. Мой серый спортивный костюм неприятно холодил руки и ноги, не просох до конца, но зато был чист и пах кондиционером «Сирень». Хотелось нюхать рукав толстовки и закатывать глаза от невозможно приятного ощущения, хоть на секунду уносящего из постылой реальности.

Около столовой собрался почти весь женский отряд. Меня пристально оглядели с ног до головы, пока я шла к ним через площадь. В глазах товарок светилось всё, что угодно, только не сочувствие. Карина махнула мне рукой, и я подошла к ней. Одиночество среди себе подобных для меня было тяжким испытанием. Я хотела хоть с кем-то поговорить, узнать новости, развеять страхи. Карина сделала вид, что инцидента в столовой не было, и мы не дрались с ней на глазах у всей колонии. Она схватила меня за рукав куртки и потащила от толпы.

— Майя, ты ночевала…, у них? Что там было?

— Меня... два раза кормили.

— Не хочешь говорить?

— Это правда.

— Ольга уходила куда-то той ночью, когда тебе по голове прилетело. Она тоже шифруется.

Женщины косились на меня и молчали, охранники понимающе скалились. Наверное, обсудили от и до «пламя страсти» с которым я не справилась, заглотнув член Стаса. Тут никакая подвязанная челюсть не спасёт, только раззадорит мужиков на жгучие подробности. А теперь ещё и ночёвка в административном корпусе. Похоже, в глазах всего лагеря я стала привилегированной шлюхой. С таким-то темпераментом!

Да, пропади всё пропадом. Пусть Карина знает!

— Их босс ждал моей благодарности…

— Полковник?

Карина выпучила глаза, и я утверждающе кивнула. Бритый охранник со шрамом на правой щеке подошёл и встал рядом с нами, подгоняя идти внутрь. Дверь столовой открылась, и женщины гуськом последовали внутрь.

На завтрак была пшённая каша на воде, ничем не лучше овсянки. Вечный голод, поселившийся в моём теле, заставил съесть кашу без остатка и алчно взглянуть в тарелку Карины. Сегодня она не кочевряжилась, не ругалась и не оставила надежды на её порцию. Скажи мне неделю назад, что я буду доедать чужую кашу, я бы не поверила.

— Сейчас опять дождь начнётся, — бурчала Карина, прихлёбывая горячий бледный чай. — Видела, какое небо? Ненавижу. За черникой не пошлют по мокрой траве.

— Жаль.

Мысли о сборе ягоды будоражили меня с тех пор, как я услышала о них. Вырваться бы за стены лагеря, походить по лесу. На территории колонии только бурьян по углам, да жухлые кусты — ни деревца, ни птицы, ни цветочка. Всё испохабили: один бетон вокруг и старый потрескавшийся асфальт, да утоптанная до синевы земля.

Завтрак закончился, женщин окриком заставили встать из-за стола, убрать за собой посуду, взять на стойке паёк — одноразовую лапшу, галеты и шоколад. Построившись в пары, иногда на охранников нападала такая блажь, мы двинулись в общежитие. В строю не хватало Романы. Якобы нечаянно задев локтем Карину, я указала ей на девушку без пары. Карина поняла без слов.

— В семь прогулка. Выходи.

— В дождь?

— В беседке покурим.

На столе около швейной машинки ждала новая партия раскроенного материала темно-фиолетового цвета. Шитьё сегодня не шло, нитка в шпульке заматывалась и путалась, приходилось шпульку доставать и разбирать, благо на столе лежала потрёпанная инструкция к машинке и коробка с набором инструментов. Шитьё — процесс выматывающий, скучный, однообразный и отупляющий. Если просидеть несколько часов над ним, ночью я буду досматривать вторую серию с фиолетовыми наволочками в главной роли.